Алмазы Цирцеи - Страница 82

– А вот и нет, женщина! – не выдержала консьержка и тут же отвернулась, делая вид, будто ищет что-то в ящиках стола.

Александра насторожилась:

– Когда она здесь была? Как выглядела? О чем спрашивала?

– Нет-нет. – Любовь Егоровна еще ниже склонила голову, предоставляя собеседнице любоваться жидким пучком седеющих волос, скрепленных на затылке заколкой. – И не спрашивайте. Я себе не враг. И так страшно тут сидеть, после того что случилось. Выговор получила, зачем парня постороннего пустила в дом! А я разве его пускала? Говорю старшему по подъезду, что он сам залез, с крыши спустился, а тот будто не слышит… Вот что с сумкой я его выпустила, это признаю, тут моя вина есть. Но он же так нагло себя вел – будто бы вместе с Катей уезжает, и еще записку мне сунул… Записка-то меня и сбила с толку!

– Любовь Егоровна, то, что какая-то женщина спрашивала Катю, очень важно, – настаивала Александра. – Вы ведь не желаете ей зла, нет? Ответьте мне на пару вопросов, и забудем об этом.

– А я уже сегодня все рассказала следователю, – заявила та. – Он мне велел сразу звонить и сообщать, если что-то такое случится.

– Тем более, – с сильно забившимся сердцем отвечала Александра, стараясь любезно улыбаться и не показывать волнения. – Ему вы уже рассказали, почему же мнето нельзя?

– Это разные вещи, – сурово бросила консьержка и вдруг, устав от собственной неприступности, сдалась и зачастила: – Да и рассказывать нечего! Молодая девушка, совсем молоденькая! Явилась вчера поздно вечером, я как раз смену приняла. Они с Катей разминулись на какой-то час. Не больше. Та сразу было к лифту, я ее остановила. Спросила куда? Она ответила, что в четырнадцатую квартиру. Я сказала, что там никого нет, хозяйка уехала. Та спросила куда, я ответила, что не знаю. А я и правда не знаю. Катя мне только сказала, что следователь уже в курсе и не возражает. И тут она мне стала деньги совать. Сует тысячу рублей, а сама бормочет: «Скажите, скажите…» Я, конечно, ничего не взяла и велела ей убираться, а то милицию вызову. Девица разозлилась, но ушла.

– Какая она из себя? – спросила напряженно слушавшая художница.

– Никакая, – вынесла приговор Любовь Егоровна. – Увижу еще раз – не узнаю. Лицо бледное, волосы русые, жидкие, висят, как палки. Глаза серые или голубые. Некрасивая. Зато одета по моде, много украшений золотых. Даже многовато, сказала бы я. Сразу видно, что деньги водятся. А кстати, в какой санаторий Катя поехала?

Александра, лучезарно улыбаясь, ответила, что не имеет об этом понятия.

Консьержка, решив, что ей не доверяют, обиделась:

– Вот вы как! Я вам все выкладываю, а вы…

– Я правда не знаю. Катя сказала мне то же, что и вам, – следователь в курсе и не против, а остальных это не касается.

– А мне следователь как раз сказал, что ничего не знает о ее отъезде! – с вызовом заявила женщина. – Все она врет, получается… Я уж думаю, не она ли в самом деле заманила в гости жену Константина Юрьевича и наняла бандита, чтобы он с ней расправился, а для виду квартиру обчистил? Может, уже получила обратно свои побрякушки, сидит и радуется, что мужика заполучила!

– Как вам не стыдно, – возмутилась Александра, – это какие-то несусветные басни! Катя за десять лет и пальцем не пошевелила, чтобы привязать его к себе, тем более развести, а теперь вдруг пошла на убийство?!

– Ну и что? – не смутилась Любовь Егоровна. – Значит, ей надоело ждать. В общем, разбирайтесь сами, а я вам больше ничего докладывать не буду. Не ждите!

Александра не настаивала. Сухо попрощавшись, она вышла на улицу. На метро доехала до станции, откуда отправлялись автобусы за город. Консьержке она, конечно, солгала. Ей был известен адрес санатория, в котором вчера по ее совету спешно укрылась подруга вместе с любовником.

Автобус отошел от остановки тоже полупустым. Дачники уехали за город еще в пятницу вечером, и обратный их поток должен был хлынуть только через несколько часов. «Вот тогда мне, возможно, придется и постоять часик!» – подумала Александра, доставая из сумки темные очки и сдвигаясь чуть в сторону от окна, в которое немилосердно било уже совсем летнее солнце.

Она так вымоталась за последние дни, что продремала всю дорогу и открыла глаза, только когда по бокам сузившегося шоссе замелькали стройные ряды розоватых сосен. Автобус шел очень быстро, над открытой форточкой в начале салона отчаянно трепыхалась выгоревшая желтая занавеска. Наконец Александра увидела за окном длинную ограду санатория, знакомую ей по воспоминаниям. Она сама пару раз отдыхала здесь, выбрав это место за близость к Москве и умеренные цены. Сойдя на остановке, женщина беспрепятственно миновала проходную и пошла по длинной аллее, обсаженной голубыми елями, к центральному корпусу. На боковых дорожках тут и там мелькали гуляющие парочки, опьяненные весенним воздухом, прилетавшим с полей.

Войдя в вестибюль главного здания, Александра направилась к администратору и спросила, где остановилась Екатерина Куликова. Та, просмотрев книгу записей, назвала ей номер.

– А господин Бобров, наверное, занимает номер рядом? – осведомилась Александра, прежде чем двинуться к лифту.

Она знала, как щепетилен актер в отношении своей репутации, и не сомневалась – он ни за что не поселился бы в одном номере с любовницей, еще не похоронив жену. Даже за границей, где его никто в лицо не знал, он всегда шел на лишние траты и заказывал для себя и Кати два отдельных номера.

– Бобров выехал сегодня утром, – ответила администраторша, почему-то заговорщицки улыбаясь.