Алмазы Цирцеи - Страница 18


К оглавлению

18

– Сегодня уже четверг… Ты не мог сказать раньше?

– Мам, я забыл…

Голос сына показался ей таким несчастным, что Елена просто не могла дольше сердиться. Она сдалась.

– Ладно, сынок, привезу деньги в воскресенье. Где-нибудь перехвачу.

– Это поздно! Хотя бы в субботу утром!

– Ох, ну хорошо! Ты умеешь взять за горло!

Разом повеселев, Артем торопливо попрощался, заявив, что урок уже начался. Положив трубку, Елена задумалась. Раздобыть десять тысяч рублей взаймы за пару дней было не такой уж сложной задачей. Но лишь на первый взгляд. Занимать у кого-то на новой работе она считала невозможным. Дать новый повод для сплетен, вызвать насмешки? Попросить у Веры? Она вечно без денег, одна растит детей, бывшие мужья ей не помогают. Старшая горничная не раз признавалась, что, если бы не чаевые, ей бы никогда не удавалось сводить концы с концами. Родители живут на пенсию, и потом, после расставания с мужем Елена старалась поменьше с ними откровенничать. Попросить денег – значит вызвать новую волну упреков в том, что она из-за чепухи развалила прекрасную семью. Начнутся злорадные вопросы: «Ага, уже в одиночку не справляешься? Денег стало не хватать? Прежде этого не было… Теперь сама видишь – каково это, тянуть ребенка в одиночку!» Кого же просить? Кого?!

Она знала, кто одолжил бы ей эту сумму моментально и без рассуждений. Но просить Михаила было для нее так же немыслимо и унизительно, как Артему – отца. «Обращаться с просьбой к человеку, которого только что смешала с грязью, значит, быть еще хуже его! А Михаил бы дал. У него всегда были деньги. Сколько он на меня тратил, как ухаживал! Никогда в жизни у меня ничего подобного не было и никогда уже не будет, наверное. Я превращусь в невротичку, замученную ночной работой, интригами и семейными дрязгами. Скоро никто на меня и не взглянет!»

Ей удалось поспать еще пару часов, не больше. Прежде даже сон урывками ее освежал, теперь же, собираясь вечером на работу, Елена чувствовала себя разбитой. Приняв душ, набросив халат и подсушивая волосы феном, она неохотно разглядывала свое отражение в зеркале. Иногда на нее находила жажда самобичевания, и тогда женщина находила свое лицо чересчур обыкновенным, глаза – слишком круглыми, из-за чего они имели удивленное выражение, даже если Елена ничему не удивлялась. «А мой рост? Метр семьдесят восемь, всех выше, как дылда-переросток в школе… С таким ростом надо обладать другим характером, сильным, лидерским. А мне постоянно хочется забиться в щель, никого не раздражать, никому не мешать… Вот сейчас опять поеду в отель командовать, читать нотации, наживать врагов… Сделали из меня козла отпущения, отдуваюсь за чужие грехи, да еще доносы на меня пишут! Вера будет утешать, скажет, что без этого нельзя, все гостиницы одинаковы… А мне-то не легче! Знать, что за каждым твоим движением следят и всякую минуту готовы подставить подножку!»

То, что до отеля пришлось добираться на общественном транспорте, окончательно испортило Елене настроение. Она приехала на работу с опозданием и вошла в вестибюль с таким перекошенным лицом, что встретившийся ей Сергей, кативший тележку с чемоданами отбывающих постояльцев, пытливо сощурился и бесшумно присвистнул. Елена ответила ему яростным взглядом. Она была убеждена, что этот наглый мальчишка и есть главный автор доносов, поступающих к управляющему.

Об убийстве в люксе к этому часу знали все поголовно. Причем, как с ужасом убедилась Елена, не только персонал, но и гости. Оказалось, днем приезжал следователь в сопровождении съемочной группы. Его выступление на фоне панно записывалось для криминальных новостей. Впервые сюжет прошел на одном из центральных каналов три часа назад, и был уже два раза повторен.

– Мы прославились, – криво улыбалась Вера, затащившая приятельницу в бельевую, чтобы поболтать без лишних глаз и ушей. Их дружба уже стала заметна, а как пояснила старшая горничная, любые личные отношения между персоналом не приветствовались. – У меня тоже интервью взяли, я сегодня и днем работала, подменяла. Только вот все вырезали, одну фразу оставили. Я так глупо выгляжу по телевизору!

– Скажи, номер опять опечатали?

– А то! Все приклеили обратно. А тебе не все равно?

– Мне-то разницы нет. – Елена прикусила нижнюю губу, вспомнив, как умоляла ее о помощи художница. – А панно там осталось?

– Наверное, – пожала плечами Вера. – С собой они ничего не увезли. Да, лифт опять сломался! Тот самый, который ты чинила. Значит, бракованный поставили. Его чини не чини, толку не будет.

– Вер, одолжи до зарплаты десять тысяч, – набравшись духу, попросила Елена, угадывая, какой будет ответ.

Та замахала руками еще прежде, чем подруга замолчала. На лице старшей горничной отразился преувеличенный ужас.

– Что ты, шутишь?! Да я еле тяну с детьми от и до, сама вечно занимаю. А что у тебя случилось?

– Ничего, – вздохнула Елена. – Обычные расходы… Сыну в школу деньги нужны.

– О, это бесконечная история, на школу никакой зарплаты не хватит! – согласно закивала Вера. – Да тебе хоть платят у нас, нет? Как в воду опущенная ходишь, похудела… Они такие, норовят с человека три шкуры снять, и чтобы все даром, даром… Это политика. Работай на них, теряй здоровье, да еще считай за великую честь и радость, что тебе разрешают здесь горб наживать!

– Мне платят ставку стажера, – призналась Елена. – Я рассчитывала не на такие деньги, конечно, но они обещали, что это продлится не дольше двух месяцев.

Вера всплеснула руками, глядя на подругу с материнской жалостью:

– Ты все еще стажер! Нечего сказать, выгодное дельце провернули… Иди сейчас же к Игорю Львовичу, он еще на месте. Требуй, чтобы тебя оформили как полагается! Этому стажерству конца не будет! Поверь, не ты первая, не ты последняя! Видишь, как они борются с кризисом? За наш счет! Меня-то не трогают, я опытный волк, а вот ты для них легкая добыча. И работу тебе теперь жалко бросить, столько сил вложила, столько надежд… Значит, будешь тянуть эту лямку за гроши столько, сколько им будет нужно. Чем раньше взбунтуешься, тем быстрее получишь нормальную зарплату!

18